О ВОЙНЕ ОТ СТАРИКОВ Руслан Хасянов

                                                  О ВОЙНЕ ОТ СТАРИКОВ         

 

Бывало, попросишь деда рассказать о войне, а он задумается, уставится в одну точку и только через время начнёт говорить.

Рассказывая свои военные эпизоды, дед никогда не смотрел на меня. Он смотрел в никуда.

Будто туда где идут бои, где вокруг его сослуживцы, где все время пахнет порохом и кровью.

– Эх, сыноок, нынче вспоминать все это трудно. Будто бывало все вчерась. Повидали мы сынок, повидали!

– А часто было страшно, дед?

–А всегда бывало страшно. От начала и до конца. Самое неприятное то, что мы никогда не знали куда нас гонят. Не знали, что будет через час, а может и через минуту. Бывало готовились к бою, а бывало бой начинался внезапно. Все время нас гнали-гнали куда-то, перевозили, перегоняли. Бывало, не мылись подолгу. В снег садились, а вокруг все серое!

– Что серое, дед?

– Вши сынок, вши. Мы их с рубах да с гимнастёрок в снег, помню, стряхивали. Спали-то все вместе как правило на холоде теплее рядом спать.

Был у меня сослуживец. Товарищ мой очень хороший, Григорьев была его фамилия. Но вот только что-то не заладилось у него с командиром. Ух и не любил его командир. Спать ему мало давал. Чуть что, Григорьев, чуть что Григорьев. Издевался командир над моим товарищем Григорьевым. А однажды не выдержал я. Говорю командиру: «Так не годиться товарищ командир. Зачем Вы так над Григорьевым издеваетесь?» А он мне в ответ: «Что? Невмянов? Ну и до тебя я ещё доберусь, татарская морда!». Прямо при всех ребятах мне «татарская морда». Обидно мне стало тогда. Но тогда не знал я ещё, что теперь он мне вслед так будет все время кричать. Бывало, кричит: «Невмянов! Принести воды! И поживее, татарская морда!» Ну, довёл он нас с Григорьевым. И однажды решили мы командира проучить по-мужски. Мы знали, что нас сурово накажут потом, а может и расстреляют, а проучить сволочь эту надо было. И вот однажды мы с Григорьевым после отбоя подкараулили командира и побили его. Ну, сначала конечно вызвали на разговор. А он нас опять оскорблять. Ну и намяли мы ему бока тогда.

– А что Вам потом было? Потом?

– Ой сыноок… А потом нас в штрафбат с Григорьевым отправили. Штрафной батальон. Ух, там и жарко было. Там же как до смерти воюешь, оттуда обратно ходу нет. Или до смерти в бою или до первой крови, до первого ранения. Так вот в штрафбате в этом, в первом же бою моему Григорьеву осколком снаряда голову оторвало. Прямо на моих глазах. Жаль Григорьева. Хороший он парень был. А командира того после разбирательства тоже там не оставили.

Перевели его тогда из того батальона куда-то.

– Дед, ну а ты-то как из штрафного батальона вышел?

– По ранению. Ногу мне порвало осколком и меня со штрафбата и списали. Искупил кровью – это называется. Но не все просто. Я помню тот бой. К боям надо сказать привыкаешь. Но каждый раз конечно страшно бывало. А тот бой я запомнил. Разбили нас тогда полностью. В котёл самый сунули. В самое пекло. Со всего батальона нас двое осталось. Поле боя затихло. Немцы идут, прочёсывают. Отстреливают раненных.

Добивают. Рядом со мной тоже раненый малый. Немцы на нас приближаются. Автоматные очереди тарахтят. Все ближе они, ближе. Я и говорю этому парню, что рядом: «Нас сейчас добьют с тобой. Но ещё есть шанс! Давай доползём к орудию!  Видишь там мёртвых много. Мертвецами накроемся и притворимся неживыми. Только ты не подведи. Тихо лежи. Когда подойдут, не дыши! Ну и поползли мы с тем парнем к орудию.

– К пушке?

– Да, да, к пушке. Закапались под трупы.

Немцы подошли не обнаружили, что мы живы, мы же на себя мёртвых втащили. Так вот и лежали мы под мертвецами. Жара. Лето было. Они портиться начали. А вылезти не можем, немцы ходят. Речь слышна ихняя. Я думал, задохнусь от вонищи. Но жить захочешь-стерпишь.

–А нога?

– Нога кровоточила. Не до ноги тогда мне было. Пролежали мы тогда до темноты. А как стемнело совсем, выбрались мы из под трупов и к нашим стали добираться. Еле дошли тогда.

– А наши что?

– Ну что наши… В госпиталь тогда нас отправили. Рассказали мы все, объяснили. Кровью я искупил. Потом меня опять уже в обычную часть определили.

Осколок из ноги деда тогда вынимать не стали. Нельзя было. Пострадало бы сухожилье. Так и звенел этот осколок в ноге Деда при прохождении контроля в аэропортах. Так и остался он у него в ноге.

– Дед, как ты палец то потерял? – у деда отсутствовал указательный палец правой руки.

– Как палец потерял? А это нам задание тогда дали. Доставить пакет в другую часть. Двоих послали. Меня и ещё одного парня. Нам надо было через лес пройти. Вокруг бои идут, а мы лесом пробираемся. Самое трудное было асфальтовую дорогу пересечь, что по лесу проходила. На дороге той немцы стояли. Пересечь незаметно не получалось у нас. Пакет тот при мне был. Ну, подошли мы к дороге. Осмотрелись. Немцы стоят прямо на дороге. А нам на ту сторону надо. На ту сторону леса, что за дорогой. Отдохнули мы маленько, ну, и рванули. Немцы сразу заметили, и давай по нам огонь из автоматов. Парень тот ещё на асфальте рухнул. Там он остался. Убили его. А я проскочил. Только руку очень обожгло. Обожгло и кольнуло тогда! Вышел я тогда уже один на ту часть через лес. Говорю: «У меня пакет командиру!». Командир пришёл. А я в рукавицах. Докладываю, так, мол, и так, у меня для Вас пакет. Снимаю рукавицу, а она не снимается. Тяну сильнее, а от боли в глазах темно. Тогда этот командир и говорит: «Ну-ка дай-ка!». Как он дёрнул мне рукавицу-то. Она снялась, а на руке пальца нет! Палец-то в рукавице остался. Ну, меня опять в госпиталь.

– Молодых было жалко. Чем дольше воюешь, тем ты опытнее.  Молодые вылезали понапрасну-подставлялись. Очень много ребят зазря полегло.

– А при обороне Ленинграда что было?

– Ой, сынооок… Все было. С голоду падали люди. Умирали на ходу. В городе перебили всех собак и кошек, всех голубей и крыс, всех сожрали. Жрать было нечего. И даже тогда мародёры были в городе. Ну, с ними разговор был короткий – к стенке и амба! Помню построил нас наш командир в шеренгу и говорит: «Не покупайте ничего в городе мясного. Не покупайте и не обменивайте. По городу ходит человеческое мясо. И пронёс по шеренге котлету надломленную, а в котлете этой человеческий ноготь.

– Дед, а ты собаку ел?

– Ел. Одну поймали мы. Худющая была. На баранину похожа.

– А кошку ел?

– Кошку есть не стал. Ребята-то ели, а я не стал. Мясо у кошки противное, синее какое-то.

– Дед, а когда в бой подниматься надо и в атаку бежать, а вокруг земля поднимается и грохот сплошной, бывало, что живот схватывало?

– Однажды бой шёл. К нам молодых тогда пригнали. Подползает ко мне молодой и говорит: «Миша! Миша, что мне делать? Я обосрался!».  Я ему говорю тогда: «Вон видишь немец лежит свежий! Только что завалили. Сымай с него портки, да надевай! У них кальсоны хорошие. А он мне: «Да ты что?». А я: «А что? Ну, бегай обосранным тогда!» Так тогда тот паренёк и сделал. Снял с мёртвого немца кальсоны-то. Помню, бой идёт, а он портки переодевает. Смешно было…

– При лошадях какое-то время я был. Лошади на фронте были необходимы. Снаряды возить, орудия таскать. Ведь лошадь пройдёт там, где машина застрянет.

Дед с любовью называл мне клички своих лошадей.

– Дед, а как вам сообщили о победе?

– У-у, сынок! О победе нам сообщили у Берлина уже! Ой, помню, как победу объявили, так наш командир приказал доставить нам бочку спирта и две бочки пива!

При этих словах дед «расплылся» улыбкой. Рядом сидела бабушка.

– Ох, старый! Представляю! Нибось, обпились вы тогда там, пока не описались?

– Да! Да! Да! – с восторженной улыбкой подтвердил дед. Его глаза при этом прослезились в сочетании с улыбкой.

– Ох и гуляли мы тогда, сынок! – добавил дед, вновь засмотревшись вдаль.

Бабушка смотрела телевизор и, поняв, что сегодня 22 июня, её нижняя губа начинала судорожно трястись и вскоре выкатывались слезы. Бабушка начинала снова и снова вспоминать, как забирали взрослых мужчин и молодых ребят на войну из татарского села Сабацай, что в Нижегородской области.

Забрали всех и сразу, днём позже после начала войны. Сбор состоялся у сельсовета. Две грузовые машины села с шофёрами тоже отправлялись на войну. В эти два грузовика всем было не поместиться. Большинство из села уходили пешком. Восемьдесят семь человек выходило из села под стоны и плач женщин, матерей, жён, сестёр, детей. Женщины остались без мужчин. Это были тяжкие годы непосильного труда на селе без мужских рук. Оставались только старики и больные, несовершеннолетние.

Краткое и эмоциональное воспоминание бабушки переходило на воспоминание объявления Победы.

В тот день все женщины были в работе на ферме, либо в поле. Бабушка работала в поле. Вдруг. Верхом на лошади во весь опор скачет бригадир-мужчина инвалид, уже вернувшийся с войны.

– Женщины! Победа! Война закончилась! Победа!

Женщины побросали вилы и прочие инструменты труда. Все начали кричать и плакать. Некоторые в шоке от такого сообщения катались по земле и плакали, сильно плакали. Были и те, кто даже кусал землю в этом стонущем истеричном плаче.

Из восьмидесяти семи мобилизованных, в татарское село Сабацай вернулись  лишь десять человек. Все инвалиды. Кто-то без руки, кто-то без ноги, кто-то без глаза.

Шелестят от ветра поля зелёной травой и рожью в окрестностях села Сабацай. Все то же солнце, все та же трава. По извилистой просёлочной дороге катится группа мальчишек на велосипедах. Это потомки тех, кто отдал свои жизни за мир на нашей земле.

 

 Дед НЕВМЯНОВ МЯЛИК  (БЕЗ отчества официально). Бабушка НЕВМЯНОВА САНИЯ СЯНЯТУЛОВНА

По-русски на фронте и в жизни их звали МИША (Михаил) и СОНЯ. Бабушка тоже ветеран войны!

Труженица тыла, но приравнена к ветерану.

О ней выходил рассказ «ШУРАЛИ» в альманахе «День писателя» 23.03.24 г..

КОНЦЕРТ ПОД ОКНОМ 

Таксист. Это слово меняет определяющее с переменой эпох и обстоятельств. Таксист в капиталистической стране и государственный сотрудник такси СССР это два разных человека во всем. Настолько разных, что кроме руля между ними нет ничего общего. В СССР было немало шофёров такси с высшим образованием. Шофёр воспитанный в советском обществе не шёл в сравнение в жизненном опыте  со многими деловыми представителями сегодня. Среди советских водителей московского такси встречались и ветераны Великой Отечественной Войны. Именно по этому чаще всего отец Романа вступал в диалоги с шофёрами и общался с ними.

Если мальчик Рома и ездил куда с отцом, то исключительно на такси. И однажды состоялся разговор, который запомнился ему навсегда.

Я пошёл в первый класс, в школу на Добрынинской. Это был сорок пятый год. Рядом с нашей школой пленные немцы строили дом. Кирпичная выкладка. Они качественно работали. И вот после третьего урока у нас всегда была большая перемена с завтраком. Как-то один раз получилось то, что потом вошло в привычное занятие. Мы из окон школьной столовой и коридоров наблюдали за работающими немцами. И однажды кто-то из пацанов кинул им кусок бублика. Что тут началось. Они кинулись к куску бублика как голодные собаки. Тогда нас мальчишек это раззадорило и удивило. А может даже и жалко их стало. Мы же были детьми первоклашками. Вы не поверите. Начали драться из-за куска бублика. Тогда каждый школьник, кто был тогда у окна, стал отламывая от своего бублика, кидать им куски. Они ловили эти куски даже подпрыгивая. Пыль поднялась. Они падают, кидаясь к кускам, а нам забавно и весело. Дети же. Ну так и повелось с того дня. Каждый день почти все дети нашей школы открывали окна и кормили пленных немцев. Даже спорили, кому из толпы немцев данный кусок бублика достанется.

Некоторые немцы умели играть на губной гармошке. У тех кто отыграл нам концерт, куски не отбирали никогда. Отыграл нам мелодию, значит только его кусок. А потом они песню «Катюша» выучили и уже организовано нам её исполняли. Заранее по времени под окнами выстраивались. Выступят к концу перемены, и мы им завтраки свои сбрасываем. Вот такие перемены между уроками у нас были.

Запомнился Роме тогда рассказ отца таксисту. Тогда в свои восемь лет он ещё не мог знать, что ещё через восемь лет, уже в свои шестнадцать, со своими товарищами он будет петь песни под гитару под окнами цеха готовой продукции табачной фабрики, для девушек сотрудниц. А девушки за исполнение песен буду скидывать им пачки сигарет и бумажки с номерами телефонов или даже признаниями в симпатии. А рокерская часть их компании будет исполнять трюки на мотоциклах для девушек ради сигарет и флирта.

Руслан Хасянов